Как мы видим то, что видим [издание 3-е , перераб. и доп.] - Вячеслав Демидов

Рис. 18. Ловля леопардов в Африке: материк перегораживается пополам забором, потом еще раз пополам ту часть, где оказался хищник, потом еще, еще... Хватит 40 заборов!..

Существует анекдот о ловле леопарда в Африке: материк перегораживают забором пополам, потом ту часть, где леопард, еще раз пополам, и так далее. Чтобы запереть хищника в клетку размером 5х5 метров, хватит всего 40 загородок, хотя площадь материка почти 30 миллионов квадратных километров.

Метод «дерева» называют еще дихотомическим (по-гречески – «разделяю на две части»). Применяя его, приходится все время решать: в какую сторону двинуться на развилке – вправо или влево? Когда разыскивался полуботинок, признаки были грубыми, ясными, и у робота не возникало ни ошибок, ни сомнений. Совсем по-иному выглядел бы результат, содержись в перечне признаков такие тонкие, что под них подойдут сразу несколько предметов, если поиск вести бегло. Например, такой: «высота каблука 1,38 см», а в куче есть желтые шнурованные полуботинки и с каблуком в 1,45 см. При дефиците времени неизбежны ошибки: 1,38 легко принять за 1,45 и наоборот.

Но никогда мужской полуботинок не будет принят за дамскую туфлю: ключевые признаки полуботинков и туфель сидят на разных «ветках дерева».

Все это значит следующее.

Левое полушарие, поскольку существует парность ошибок, воспринимает картину и фон, на котором она появляется, именно методом дихотомического деления. Каждый признак – форма, величина, местоположение – анализируется своим, независимым каналом восприятия. И вообще, для оценки местоположения или размера левому полушарию вовсе нет нужды знать, какой это предмет. Мир воспринимается этим полушарием расчлененно, аналитически. Заставлять работать все каналы сразу, вместе, бессмысленно: опознание теряет точность.

В правом же полушарии организация зрительного опознания совсем иная. Здесь зрительный аппарат как бы последовательно перебирает в картотеке карточки, на которых нарисованы все искомые предметы. Поэтому фигуры путаются при опознании по принципу: то, что раньше попало под обзор, с тем, что позже, но никак не наоборот. Путь перебора затвержен раз и навсегда, обратного хода нет (почему это так, пока неизвестно), нет и перескоков. То есть в правом полушарии все ключевые признаки сплетены в тугой узел, отсутствуют независимо работающие каналы. С формой воедино связаны и размер, и местоположение в поле зрения: это целостный образ, который сравнивается с таким же целостным – искомым, хранящимся в памяти.

Что еще можно сказать про левое и правое полушария?

Левое полушарие, опознавая по отдельным каналам, получает по каждому довольно обедненный образ целого. В каналах ключевые признаки очищаются от второстепенных. А это не что иное, как абстрагирование. Безусловно, зрительные абстракции типа «стол» или «автомобиль» могут возникнуть только после того, как мы увидим первый в нашей жизни стол или автомобиль. Зато абстракции типа «большой – маленький», «далеко – близко» и им подобные, скорее всего, получены нами по наследству от других живых существ, наших предшественников в эволюции. То есть получены генетически. Так что левая половина мозга лучше, нежели правая, опознает знакомые, легко различимые между собой признаки предметов. Лучше оценивает длину отрезков времени. Ему проще выполнить задачу: «Скажите, похожи ли эти предметы?», а поскольку это полушарие речевое, то и определить, можно ли два показанных предмета назвать одним словом (то есть отнести к одному и тому же классу) или нельзя.

Правое же полушарие первенствует в опознании бессмысленных фигур и вообще таких, которые трудно описать словами. Для него более проста задача: «Укажите, чем различаются предъявленные предметы», оно лучше оценивает пространственное расположение деталей, фрагментов. А зрительный образ воспринимает нерасчлененно, сразу во всех подробностях. Разбросанные по листу бумаги точки оно умеет превращать в подобие контура куда четче, чем левое, главенствует в оценке ориентации линий или кривизны. И в таком важном деле, как опознание жестов рук и движений пальцев в азбуке глухонемых, правое полушарие работает лучше, хотя эти знаки играют роль букв, слов и даже предложений.

Наблюдения над людьми, у которых было перерезано мозолистое тело, показали, по словам Газаниги, что «разделение полушарий создает две независимые сферы сознания в одном черепе, иными словами, в одном организме». Ясно, что эти сферы имеются и в мозгу, над которым не проводилась операция разделения.

И то, что левое полушарие способно говорить и понимать речь во всей ее сложности, а правое нет (оно не реагирует на глаголы, хотя способно образовать множественное число), заставляет сделать вывод: происходящие в левом мыслительные процессы могут быть представлены в словесном виде немедленно (подчеркнем: мы хорошо ориентируемся в крайней условности нашего «немедленно»). А то, что происходит в правом, мы услышим лишь после преобразования – передачи в левое полушарие и оформления там в речь.

Всегда ли это возможно и легко ли протекает такой процесс, мы уже представляем по приведенным ранее словам Эйнштейна о его мыслительной работе. И, как бы предвосхищая его, в 1795 г. известный русский государственный деятель М.М. Сперанский писал в книге «Правила высшего красноречия»: «Сцепление понятий в уме бывает иногда столь тонко, столь нежно, что малейшее покушение обнаружить сию связь словами разрывает ее и уничтожает...»

Снова, как видим, возникает перед нами инструмент ввода и вывода информации, а в центральном процессоре происходит нечто, словами не выражаемое. Здесь видится очень глубокая аналогия с работой компьютера: пока не сработал принтер, для внешнего наблюдателя остаются совершенно неведомыми те преобразования, которыми занимается «электронный мозг».

И это наводит еще на одну мысль. Известно, что правое полушарие управляет нашими чувствами наравне с левым, и, если эмоциональное воздействие исходит из правого полушария, человек с перерезанным мозолистым телом не в состоянии объяснить, почему он испытывает, скажем, гнев (правое полушарие, в общем, более агрессивно). Так вот, не являются ли некоторые наши «необъяснимые» поступки и переживания следствием работы именно правого, безмолвствующего полушария? Работы, результат которой либо не передан в левое, либо почему-то там не расшифрован, а стало быть, в любом случае недоступен для выражения в виде слов – то есть для осознания.

Не является ли «подсознание», о котором любят говорить не только мистики, но и вполне материалистически мыслящие художники, поэты, писатели, вообще люди творческой жилки, – не является ли это «подсознание» просто-напросто продуктом деятельности правого полушария, более склонного к познанию мира в конкретных образах, нежели в логических категориях?

И коль скоро правому полушарию недоступны словесные абстракции (то есть абстракции очень высокого уровня), не значит ли все это, что и осознание человеком себя как социального существа возможно лишь в результате деятельности именно левого, речевого, где к тому же (как увидим в дальнейшем) находятся и механизмы зрительного абстрагирования, служащие, судя по всему, основой для абстрагирования словесного? Самосознание личности и понятие «социума», общности людей – абстракции очень высокого ранга. Чтобы понять их, требуется серьезнейшая мыслительная работа.

Тут, правда, есть одна тонкость: восприняв эти абстракции, левое полушарие как бы делится ими с правым, и больные с перерезанным мозолистым телом вполне способны оценить правым полушарием содержание исторических картин или опознать национальный флаг, оценить их жестом «хорошо» или «плохо» в соответствии со своими убеждениями.

И, пожалуй, не будет натяжкой сказать, что обучение логике, математике, иностранным языкам тренирует аппарат абстрагирования, благодаря которому приобретают для человека плоть и кровь такие абстрактные понятия, как гражданственность, свобода, право и многие другие, характеризующие истинно человеческие качества гармонически развитой личности.

Выходит, что в мозгу у человека находятся две исследовательские системы.

Одну, назовем ее условно правой, он посылает в неизведанное: она познаёт мир предельно конкретно, поскольку с помощью абстракций невозможно воспринять ничего нового (которое конкретно именно потому, что ново!).

А другая, столь же условно названная левой, рассматривает это новое и сопоставляет с известным. Сопоставляет в куда более упрощенном виде, избавленном от второстепенных деталей. То есть в виде абстракции той или иной степени.

Так ли это на самом деле? 

Глава четвертая. Обманы, вызванные стремлением к истине...

Сколько раз дерево принималось за продолжение дороги, а тень от скалы – за поворот? Страховые компании располагают статистикой, доказывающей, что от зрительного образа до реальности – целая пропасть...